«У меня постоянно было чувство вины за то, что он меня бьет»

Писатель и сценарист Лиля Ким рассказала «Литтлвану» (сайт littleone.com) о психологическом и физическом насилии со стороны отца, своем спасении и восстановлении. Экспертом материала выступил психиатр Андрей Курпатов, помогший Лиле разобрать и пережить этот тяжелый момент.

Лиля Ким — писатель, сценарист, продюсер. Мама 14-летней Сони (от первого брака с психиатром и психотерапевтом Андреем Курпатовым). С 2015 года Лиля живет и работает в США. Член Американской Гильдии писателей (WGA). Основатель STORYTELLERS — образовательных ретритов для всех, чьим профессиональным инструментом является история.

ФОТО: FACEBOOK ЛИЛИ КИМ

«Лучший сценарист – это Бог», – в феврале 2019 года, прилетев в Петербург на операцию к маме, Лиля Ким узнала, что в это же время в Москве умирает ее отец. Его родственники, знавшие, что тот жестоко избивал дочь, потребовали от Лили «отдать дочерний долг»: «все же отец». Лиля не поехала прощаться в больницу к абьюзеру. Но эти обстоятельства дали повод вспомнить детство.

Детей из очевидно патологических семей надо изымать как можно раньше

— Как вы воспринимали насилие в детстве? Как вы относились к маме, а как к отцу?

— До школы я вообще не знала, что со мной происходит что-то особенное. Я не ходила в детский сад, потому что все время болела. В три года я научилась читать — и жила в придуманном мире. Отца я страшно боялась. И при этом старалась защитить мать. Боялась, что он ее может убить. Вопроса, почему она меня не защищает и не разводится, я себе даже не задавала. Мама меня обвиняла во всех проблемах между ней и отцом. У меня постоянно было чувство вины за то, что он меня бьет, а она боится, что он меня покалечит и его посадят. Отец сам все время говорил, что я «вынуждаю его это делать». Всю патологию этой картины я поняла намного позже.

— Что стало отправной точкой вашего спасения из мира абьюза?

— Мне в своем роде «повезло». Я в 17 лет попала в клинику неврозов имени Павлова, где как раз вышел на работу врачом-психотерапевтом после демобилизации и паралича молодой военный психиатр-психотерапевт Андрей Владимирович Курпатов. В его книге «Триумф гадкого утенка» (сейчас переиздана как «Исправь свое детство» — прим. ред.) есть мой кейс. Он меня спас. Свою первую книгу я писала и носила ему по главе исключительно как повод встретится. Через год мы поженились, у нас есть дочь Соня.

Историю своего детства Лиля Ким описала на своей странице в Facebook:

«Только в школе я узнала, что никого из моих одноклассников не избивают каждый раз, когда просто нужно снять стресс. Однажды отец сломал мне нос, потому что ему показалось, что я на него с вызовом посмотрела. Мне было 10 лет. В другой раз, когда мне было 7, подружка пришла и сказала, что я украла у нее 10 копеек. К тому моменту, как ее мать позвонила сказать: «Не ругайте Лилю, Алла 10 копеек нашла в другом кармане», отец уже забил меня проводом от пылесоса до потери сознания, так что мать потом боялась показать меня врачу, потому что спина была черная от затылка до пяток, а в моче кровь.

Потом у меня появился хороший крестный, который, несмотря на гораздо более выдающиеся успехи по службе, находил время на воспитание пятерых своих детей и еще меня. Чтобы остановить тяжелые побои в отношении меня, приводившие к побегам из дома, оказалось достаточно всего одного сотрудника милиции, который пришел к нам домой и популярно разъяснил отцу, что произойдет, если они еще раз подберут меня на улице с собаками в мороз, потому что я боюсь идти домой. В общем, к тому моменту, как я сама развернулась к отцу с ножом: «Тронь меня, и из этой кухни выйдет только один из нас», я уже понимала, что мне просто не повезло. Абсолютное большинство мужчин — совсем не такие, как мой отец».

— Какие проблемы в вашей взрослой жизни породило то, что вы пережили насилие в детстве?

— Их было несколько. Во-первых, тяжелая телесная диссоциация. Это отношение к своему телу, как к машине, в которой едешь. Колебания веса +/- 40 кг всю жизнь — весь спектр нарушений пищевого поведения. Самоповреждение. Но это не было самым страшным. Главные проблемы начались, когда все стало хорошо. К 26 годам у нас был ребенок, свой дом, миллионные тиражи. Я одна написала свой первый сериал, за который мне заплатили больше миллиона долларов. Блицкриг в 7 лет длиной — прыжок со дна к мечте — был одной увлекательной войной. И когда все стало хорошо и прочно — вот тут меня одолело беспокойство. Потому что, как жить долго и счастливо, я не знала. За 3 года мне удалось разнести и потерять абсолютно все.

Елена Петрова написала хорошую книжку «Замороженная жизнь» о том, как люди застревают в возрасте своей травмы. Около восьми следующих лет я провела в депрессии, в квесте «битвы с призраками», мучительно избавляясь от бессознательных родительских установок, записанных когда-то на чистый лист. Поэтому я считаю, что детей из очевидно патологических семей надо изымать как можно раньше. Давать им шанс, чтобы на чистый лист записалась картина здоровых отношений.

Мне себя никогда не было жалко

31454037_5c89a774727b48.49596892.jpg

— В «Триумфе гадкого утенка» описывается ваш кейс — история девушки Лики, которая поступила в Клинику неврозов имени академика Павлова с диагнозом «незавершенный суицид» и насторожила врачей своим заявлением: «Я решила умереть, и я это сделаю. Очень жаль, что не удалось с первого раза». Когда нашелся смысл жить?

— Андрей Владимирович описывает это так: «когда поняла, что не стоит цепляться за отношения с родителями, вести с ними виртуальные споры и жить свою жизнь, совершая каждый поступок, вопреки и назло им, то все стало налаживаться».

— Читаешь книгу и не понимаешь, как вы «выплывали» каждый раз из своего детства. Вы верили в то, что однажды можно проснуться, а на планете нет отца, его нет нигде — и в голове тоже, и депрессии нет?

— Нет. К депрессии я привыкла. Менялась только ее интенсивность. Фоновая грусть сохранялась всегда. Даже в самые лучшие и счастливые моменты. Усталость от жизни, делание всего через силу, постоянное «заедание» нежелания что-то делать. После смерти отца мне приснился сон. Что мне лет 6, и я катаюсь с ледяной горки и смеюсь, потому что мне хорошо просто так — от горки, от солнца, от катания. Я никогда не слышала своего собственного смеха во сне, да еще так звонко. Когда я проснулась — моей грусти не было. У меня было море энергии и желание как можно скорее заняться всем, что мне надо делать — это было реальным чудом. Я за него каждый день благодарю мироздание. Как сказал мой терапевт, пути бессознательного неисповедимы. Столько лет терапии, антидепрессантов — и только физический уход отца из жизни в начале 2019 года вдруг привел к такому эффекту. Это как привыкнуть к хронической боли, а потом раз — и ее нет. Как будто вынули застрявшую пулю.

— Что сделало вас устойчивой к жизни?

— Мне себя никогда не было жалко и всегда хотелось выбраться «из всего этого». У меня очень низкая чувствительность к усталости или боли. Навык хвататься за любую возможность. Когда меня спрашивают, как я одна написала 86 серий, или как мне за три года удалось сделать в Америке столько, чтобы попасть в WGA, куда попасть сложнее, чем в высшую бейсбольную лигу, или как я могу вести 11 дней тренингов подряд в четырех городах — я честно не вижу в этом ничего особенного. Тяжело да. Ну и что. Я не придаю никакого значения словам — только действиям.

— Где была ваша точка опоры, если с детства нельзя опереться на родителей?

— У меня был очень хороший крестный — Николай Иванович. У него было пять детей от разных жен и браков на тот момент. И я. Он до сих пор работает в Мурманске, готовит диспетчеров для Северного пути, хоть ему уже больше 70 лет.

У меня были друзья — такие же, как я, социальные беспризорники, которые не ломались, становясь наркоманами, а искали способ побыстрее вырасти и позаботиться о себе и младших братьях-сестрах. Были люди, которые в 16–18 лет уже соображали, как устроить какой-то маленький бизнес и растить его. 90-е годы способствовали — время, которое многих погубило, мне парадоксально помогло.

Абьюзер — единственный выгодоприобретатель

— Как картинка вашего детства воспринимается сейчас, с расстояния в 30 лет?

— Сейчас я понимаю, что мне сначала просто очень не повезло с родителями. А потом очень повезло встретить Андрея Владимировича. Полученный травматический опыт, с одной стороны, сожрал огромное количество ресурсов на мое восстановление, а с другой — сам является ресурсом, потому что вместе с болью закопана и сила, что помогла ее преодолеть. Как говорит мой ментор Ларри (Ларри Моллин — сценарист «Беверли Хиллз 90210» — прим. ред), «все люди испытывают по жизни обломы, разбитое сердце, предательства и поражения. И только сценарист на этом зарабатывает». Есть такой сценарный термин «возвращение с эликсиром к своему племени». Это последний бит универсального пути героя, который культуролог Джозеф Кэмпбелл нашел во всех мифах мира. Он означает — пережить боль и вернуться с решением проблемы. Пропустить через себя яд, очистить своей работой и превратить его в эликсир. Это смысл работы любого автора — взять свою боль, перегнать этот яд в эликсир и вернуться с решением к людям, которым оно может быть так же нужно.

— Говорят: «родителей надо любить любыми»…

— Абьюзеры — единственные выгодоприобретатели такой установки. «Молчать», «стыдиться», «любить любыми», «все прощать» — создают порочную ситуацию безнаказанности, когда абьюзер может совершать уголовные преступления и не бояться, что его призовут к соразмерному ответу за эти действия, что суд приговорит его к выплате компенсаций, что он станет изгоем. Зато очень любит секреты. Невмешательство свидетелей в таких ситуациях — преступное бездействие. Меня поражает до сих пор, как советское государство лезло во все аспекты жизни своих граждан: какую музыку они слушают, какие прически носят, что читают. Общественности было важно, кто вышел замуж, кто какой ориентации, кто сколько весит. Но как только дело касалось домашнего насилия — тут и государство, и общество считали, что это личное дело, не пытаясь соблюдать даже свои собственные законы по этой части.

Человек, который избивает членов своей семьи, должен нести за них точно такую же ответственность, как если бы он избил прохожего на улице, или напал на чужого ребенка, нанеся повреждения. Равная ответственность за равные преступления.

— А как же: «нужно уметь прощать»?

— Кому нужно? И что вкладывается в «прощение»? У абьюзера — это всегда ожидание, что сын или дочь вдруг его «простят» и начнут заботиться о нем пожилом так, как он сам о своих детях не заботился никогда. Людей, которые защищают или оправдывают абьюзеров, я называю «свидетели мудаков». И объяснение этому признаю только одно — болеют за свою команду. Для меня они соучастники, укрыватели и подстрекатели. Потому что абьюзер именно от них получает валидацию своих действий и полную безнаказанность, которая его только раззадоривает. Для меня «простить» означает отпустить ситуацию, перестать ее проигрывать внутри головы, что-то доказывать, и начать испытывать равнодушие ко всему, что случилось со мной. Ну случилось. Теперь уже ничего не поделать. Живу дальше. На моей жизни это отразилось конечно — но не фатально. Все пережито. Все в прошлом. Какая теперь разница.

У ребенка нет шансов не допустить насилия

ФОТО: FACEBOOK ЛИЛИ КИМ

— Как вы думаете, существует способ не допустить насилие, когда ты ребенок?

— У ребенка нет шансов не допустить насилия, если социум не осуждает его проявления в семье, а у государства нет работающих механизмов его предотвращения. До определенного возраста дети не могут себя защитить. Они полностью зависимы: физически, экономически, морально. Мать-природа дает родителю неограниченную власть над ребенком: дети инстинктивно испытывают безусловную любовь к маме и папе. Это эволюционный подарок, вознаграждение за все тяготы родительства. И в случае, когда родитель начинает издеваться над ребенком, который обречен его любить несмотря ни на что, — надо заменять таких биологических родителей как можно скорее. Я считаю, что должно быть какое-то ограничение для людей, систематически не справляющихся с агрессией: психопатов, социопатов, страдающих алкоголизмом и наркоманией. Пока они не покажут устойчивую ремиссию — им нельзя разрешать иметь детей. Я сделала единственную вещь, которую можно было сделать, — максимально быстро повзрослела и ушла из дома. Я жила самостоятельно с 17 лет, работала с 14. Я делала все: разводила боксеров и пекинесов, продавала щенков, заполняла предпринимателям кассовые книги на контейнерных рынках, работала в пекарне, писала на заказ курсовые, дипломы, рефераты. Была торговым агентом, продавая любой товар — от духов до одежды для охотников.

— А когда ты взрослый, ты можешь предотвратить насилие?

— Можешь только уйти и никогда не оглядываться. Можешь не бездействовать, когда видишь семейное насилие, — все абьюзеры страшно бояться быть разоблаченными. Они хотят, чтобы жертвы молчали, стыдились, боялись и все им прощали. Не отводить глаза, говорить, что вы видите, что происходит и как вы к этому относитесь — это огромная поддержка. Ты взрослый, и ты можешь предавать огласке и оказывать поддержку, когда видишь, что происходит. Ты считаешь это преступлением и не собираешься его покрывать — вот единственная приемлемая для меня позиция человека в вопросе о домашнем насилии. Например, я не буду работать с человеком, который бьет своих детей. Я никогда не допущу его ни к каким проектам. Я никогда не допущу его присутствие в своем социальном круге и не буду общаться с людьми, которые попытаются абьюз оправдать или не замечать. Я буду свидетелем пострадавшей стороны во всех официальных исках против абьюзера.

Андрей Курпатов: «Все это лечится»

ФОТО: FACEBOOK АНДРЕЯ КУРПАТОВА

Андрей Владимирович Курпатов — создатель современной модели психотерапии, руководитель одного из самых известных психотерапевтических центров России, президент Высшей школы методологии, основатель интеллектуального кластера «Игры разума», автор более 100 научных работ, 12 монографий и 30 научно-популярных книг, изданных тиражом более 5 000 000 экземпляров и переведенных на 8 языков.

— Что страшнее — абьюз со стороны матери или отца?

— Все зависит от того, кто является действующей главой семьи. Чем выше статус абьюзера, тем, соответственно, больше ущерб, который взрослый наносит психике ребенка. Если отец — слабая фигура и ключевой фигурой в семье является мать, ее отношение к ребенку будет иметь большие последствия.

Кроме того, есть специфика, связанная с полом. Отец является ролевой моделью для мальчика, мать — для девочки. Даже если, на первый взгляд, отношения в паре не слишком драматичны, деструктивные ролевые модели родительского поведения могут впоследствии негативно сказаться на ребенке. Мальчик, например, может усвоить формы агрессивного поведения, девочка — стратегии манипуляции и эмоционального шантажа.

Впрочем, тут важна роль второго родителя. Если мальчик, воспитываемый агрессивным отцом, имеет хорошую эмоциональную связь с матерью, то, возможно, он не только не будет агрессивен в будущем, а напротив, будет, уже в своем браке, всячески компенсировать свою потенциальную агрессию. Тут много нюансов и комбинаций.

— Чем чревато настолько травматичное детство в будущем?

— Одна из самых популярных моих психотерапевтических книг — это «Исправь свое детство». Я уверен: проблемы в родительской семье имеют весьма пролонгированный эффект — комплексами, нажитыми в детстве, люди мучаются значительную часть жизни. Но, с другой стороны, я не могу поддержать позицию «плохое детство — это приговор». А еще иногда такие мучения становятся своего рода внутренним образом, который позволяет человеку оправдывать свои неудачи; возникает порочный круг — надо бы избавиться от детских комплексов, но окажется, что надо брать на себя ответственность за свою жизнь, а это страшно и лень. О чем можно говорить с уверенностью, и я рассказываю об этом в книге, — это о фундаментальном чувстве тревоги, которое формируется у ребенка в родительской семье, о социальной некомпетентности, что приводит к проблемам в его социальной адаптации в будущем, о проблемах, связанных с сексуальностью, основы которых были сформированы в патологических детско-родительских отношениях. Но все это, так сказать, лечится.

— Ребенок, переживший такое детство, обречен на абьюз во взрослой жизни?

— Нет. В жизни вообще нет обреченности, если речь не идет о материальном мире — генетических мутациях и болезнях. Исключение лишь одно: полное отсутствие взрослых в периоде взросления, чем характеризуются так называемые «мауглиоды» — дети, выращенные животными.

— У вас есть совет женщинам, живущим с абьюзерами?

— Не оправдывать их! Вся проблема в том, что женщина боится прекратить патологические отношения и находит своим абьюзерам оправдание, а тем только этого и надо. Как только она поймет, что оправдания агрессии приведут только к росту последней в отношении нее самой или детей, у нее голова начнет думать по-другому — не как у жертвы, и решения всегда найдутся!

Оригинал — тут

[jetpack-related-posts]

Статьи по теме

О проекте

Концепция портала СОЗНАТЕЛЬНО.РУ отражает вдумчивый, научно обоснованный и естественный подход к воспитанию детей, здоровью семьи, построению добрых и гармоничных отношений. Собранная здесь информация будет наиболее интересна настоящим

читать подробнее

Контакты

© 2009-2024. СОЗНАТЕЛЬНО.РУ. Все права защищены.

Яндекс.Метрика
Яндекс.Метрика