Реквием по комфорту
Олеся Власова, автор блога Re-Self:
Однажды я буквально спасла саму себя отказом от комфорта. Я пару лет жила на Бали, в тепле и красоте, с налаженным бытом, удаленной работой и кругом общения. Все было хорошо, кроме одного – в моей жизни не было ничего хорошего.
Я ненавидела писать на заказ, мне всегда не хватало денег, стоило прикипеть к кому-то, как этот человек улетал с Бали, ну и в личном плане не клеилось. Курортный остров – курортные нравы. Если быть до конца откровенной, мне не нравилось все, кроме того комфорта, который давал мне теплый, красивый и столь улыбчивый остров. Но я мертвой хваткой держалось за то, «о чем другие могут только мечтать», пока однажды меня не озарило: «Вообще-то я слишком молодая, чтобы выходить на пенсию». Слишком молодая, чтобы ради тепла и удобства похоронить свои амбиции и большие планы.
В тот миг все перевернулось и, к моему удивлению, встало на свои места. Я с легкостью развязалась с островом, на котором так усиленно выстраивала быт предыдущие два года и переехала в Москву, где у меня никого и ничего не было. Нырнула в самое пекло жизни – преодолений, прорывов и откровенных рисков, чтобы через восемь лет найти себя опять на Бали, но уже совершенно в другой колее.
Сегодня вместе с мужем я стою у истоков очень большого и очень желанного дела – в начале стройки ретритного центра и фридайвинг-станции на Сумбаве. Мы купили 3,5 га земли и близки к реализации большой мечты. Бали выступает в этом процессе временной базой. Здесь хороший интернет для работы и большинство связей для стройки.
Я люблю то, что делаю, и тех, с кем я это делаю. Разве что странный стук периодически пробивается внутри.
«Дайте мне комфортный дом».
«Чтобы соседи молчали и ничего не готовили».
«Чтобы вообще без соседей».
«Чтобы практики, которыми я занимаюсь, обязательно нравились и окрыляли».
«Чтобы рабочие процессы не напрягали и не развинчивались».
«Чтобы все складывалось легко, быстро и комфортно».
Я даже и заметить не успела, как много этого во мне проросло. А жизнь течет своим чередом, не оглядываясь на твои закидоны.
Давеча мы встретились с деревней, на территории которой купили землю. Социализация (встреча инвесторов и жителей) здесь важный процесс. И прошла она у нас, скажем так, не самым комфортным образом. Деревня у нас мусульманская, как и весь остров Сумбава, как и вся страна Индонезия. Нравы, как в любой глубинке, местами радикальные, местами нетерпимые.
– Мы хотим международный туризм, – кричали некоторые жители. – У нас тут такие пляжи, такие пляжи, нигде таких нет, мы хотим международный туризм.
– Мы хотим денег, много денег, хотим чувствовать выгоду от отелей, или зачем нам тут отели? – продолжали они, распаляя толпу.
Что ж, их желание понятно, только один-два небольших отеля – это максимум 30 рабочих мест, это налоги и посильная помощь. Но могут ли два отеля содержать 3000 жителей деревни? С другой стороны, и их позицию, все равно, можно понять. Раньше совсем не было отелей и ничего кроме их крайне скромного быта не было. Недавно появился первый отель, наш сосед, теперь второй просится – а положение дел меняется очень медленно. Для многих людей вообще не меняется. Можно понять.
Только некоторые жители деревни вошли во вкус и продолжали кричать:
– Мы не хотим купальники.
Редкие аплодисменты.
– И вообще мы не хотим иностранцев.
Занавес.
Наш юрист, прекрасная мусульманская женщина с Ломбока, которая ввиду традиций летает на Сумбаву исключительно в сопровождении помощницы и каждый раз с разрешения мужа, молча слушала все часы, пока это продолжалось, не перебивала, не спорила. Только лишь во время обеда, пожертвовав своим отдыхом и перекусом, а напряжение и жара в помещении стояли колоссальные, подсела к сомневающимся и час разговаривала, выясняла мотивы, разъясняла нашу позицию.
Меня то и дело подрывало ответить, рассказать о нас, о наших планах, но каждый раз она мягко останавливала. Не время, не сейчас. Я садилась на место. А социализация продолжалась.
Нет, не все жители деревни так думают и так говорят. Нас поддерживают старейшины, во всяком случае на словах, немногочисленные местные магнаты, да и значительная часть жителей тоже. Но кое-кто противостоит. Возможно, набивают цену, испытывают нас, повышают ставки, ведь обсуждаемые суммы, которые мы должны будем платить деревне, ни в одном законе не прописаны и будут идти сверх уплаты всех налогов и обязательных выплат. А может, дело вообще в предвыборной борьбе, которая сейчас у них в самом разгаре. Данный выпад содержал большое количество претензий к местному главе деревни, которого со дня на день переизберут. А у него есть оппоненты, и поговаривают разное. Или просто люди недовольны. Да что греха таить, у нас есть еще с десяток конспирологических версий.
Нам говорят, не ссыте, такое бывает. Ждите, работаем дальше. Только я вся внутренне сжимаюсь. Волнуюсь до потери сознания. Что такое? Что со мной?
Ныряю внутрь, а там – ба, вот оно, то, что звучало отдаленным шепотом, а теперь орет в полный голос. Я не хочу напрягаться.
Совсем. Совсем не хочу напрягаться.
Не хочу сложностей. Не хочу непреодолимых препятствий. Не хочу брать крепость. Ждать не хочу. Я хочу дом с бассейном, лучший в мире пляж, бизнес, который работает сам по себе, тексты, которые хвалят, и книги, которые раскупают. Вишенкой на торт можно всемирную известность. Хотя бы немного. Но можно и без нее, ладно, лишь бы денег хватало, и главное, чтобы сильно не напрягаться. Вообще не напрягаться.
В реальности-то как? На маленькую горку можно и с комфортом взойти. На среднюю тоже теоретически можно, но обязательно нужна хорошая подготовка. А вот большие горки без напряга не одолеть. Ни любителям, ни профессионалам. Штурма Эвереста без полного изнеможения не бывает. Да и без колоссального риска тоже. Только готова ли я всерьез выдерживать осады? Жить под прессом ради большой мечты и ее реализации?
Вынырнула из мыслей, оглядываюсь. На себя, на мужа, на текущие декорации и собственные мысли, и принимаю ответственное решение:
«В жопу комфорт!»
Я слишком молодая, чтобы бронзоветь в удобстве. Мне 35 лет, а я уже кряхчу на поворотах. Так, наверное, и становятся взрослыми. Как, скажите, как из бойкого человека в 16 лет мы получаем это странное, занудное, всего опасающееся существо в 45?
Вообще, комфорт – это взрослое слово. В юности оно тоже присутствует, но в небольшой пропорции, там доминирует страсть, мечты, планы, амбиции, свершения. Но чем дальше, тем больше мысль о комфорте проникает в каждый аспект нашей жизни. Дом, быт, отношения, работа, активности, еда, поездки. Без комфорта, удобства, спокойствия и гарантий шагу уже не ступить, а значит, новые возможности, рост и риски заметно сокращаются. Одно дело, когда ты ушел на покой (то есть на комфорт) в 70 лет, совсем другое – когда в 40 лет. Можно сколько угодно держать свое тело в бодрости, но голова всегда возьмет свое. Рано состариться очень легко, посмотрите вокруг.
В 80 лет, если повезет дожить, буду раскладывать свои телеса в мягкие кресла и часами пялиться в одну точку, пока вокруг суетятся те, кто помладше, – надеюсь, дети и, надеюсь, внуки, а не социальные службы, но на самом деле это не важно, кто там рядом будет суетиться. Главное, что я буду очень и очень заморачиваться на тему своего удобства. Как нормальная возрастная дама. А пока:
В жопу комфорт!
Я буду биться за этот проект столько, сколько смогу, так, как смогу. Я буду биться и вложу все, что смогу, в это дело, не прося гарантий, что все получится. Пройду через все сложности, которые нам предстоят, насквозь, что бы меня ни ждало на выходе. Я приму любой исход, кроме собственного старения в 35.
Нет, я не буду биться с деревней.
С деревней я буду стараться найти добрый контакт, если повезет – подружиться. Путем разговоров и положительных примеров, путем конкретных созидательных действий.
Мы с мужем уже решили, что с первого года, как наш центр начнет полноценно работать, откроем социальный проект – организуем школу английского языка для нашей деревни. Из 3000 человек никто, абсолютно никто не говорит на английском. Мы будем приглашать волонтеров по всему миру и обучать детей и взрослых.
Это моя задача – показать, что я не враг, не противник, что я могу приносить пользу, могу давать рабочие места и вдыхать жизнь в регион через дело, которое развиваю.
Нет, я не буду биться с деревней.
Я буду биться со своей ленивой задницей, которая хочет уползти в цифровой мир, которая хочет фотошопить реальность и все иметь без особого движения, которая не хочет напрягаться и думать, а хочет только все получать. На блюдечке с голубой каемочкой. Хотя можно и без каемочки. Главное – все получать. Не преодолевая, не развиваясь, не меняясь. Я буду биться с этим. Я за реальный мир. Цифровому слабоумию пока отказать.
На этом надо было и закончить. Но ни фига.
Нам, поколению победившего инстаграма и готовых ответов на все вопросы, необходимо ознакомиться еще кое с чем.
Эксперимент «Вселенная-25»
Впервые я прочитала описание этого эксперимента в книге «Красная таблетка» Андрея Курпатова, когда летела с Сумбавы на Бали, на следующий день после встречи с деревней. Для данной статьи я привожу сокращенную версию материала Владимира Шевелева. Речь пойдет о том, что произойдет с живым существом в полностью комфортных условиях.
Как рай стал адом
Американский ученый-этолог Джон Кэлхун провел ряд удивительных экспериментов в 60–70-х годах двадцатого века. Свой самый известный эксперимент, заставивший задуматься о будущем целое поколение, он провел в 1972 году совместно с Национальным институтом психического здоровья (NIMH). Кэлхун построил настоящий рай для мышей в условиях лаборатории.
Был создан бак размерами два на два метра и высотой полтора метра, откуда подопытные не могли выбраться. Внутри бака поддерживалась постоянная комфортная для мышей температура, присутствовала в изобилии еда и вода, созданы многочисленные гнезда для самок.
Каждую неделю бак очищался и поддерживался в постоянной чистоте, были предприняты все необходимые меры безопасности: исключалось появление в баке хищников или возникновение массовых инфекций. Подопытные мыши были под постоянным контролем ветеринаров, состояние их здоровья постоянно отслеживалось. Система обеспечения кормом и водой была настолько продумана, что 9500 мышей могли бы одновременно питаться, не испытывая никакого дискомфорта, и 6144 мышей потреблять воду, также не испытывая никаких проблем. Пространства для мышей было более чем достаточно, первые проблемы отсутствия укрытия могли возникнуть только при достижении численности популяции свыше 3840 особей. Однако такого количества мышей никогда в баке не было, максимальная численность популяции отмечена на уровне 2200 мышей.
Эксперимент стартовал с момента помещения внутрь бака четырех пар здоровых мышей, которым потребовалось совсем немного времени, чтобы освоиться, осознать, в какую мышиную сказку они попали, и начать ускоренно размножаться. Период освоения Кэлхун назвал фазой А, однако с момента рождения первых детенышей началась вторая стадия B. Это стадия экспоненциального роста численности популяции в баке в идеальных условиях, число мышей удваивалось каждые 55 дней. Начиная с 315-го дня проведения эксперимента темп роста популяции значительно замедлился, теперь численность удваивалась каждые 145 дней, что ознаменовало собой вступление в третью фазу C. В этот момент в баке проживало около 600 мышей, сформировалась определенная иерархия и некая социальная жизнь.
Появилась категория «отверженных», которых изгоняли в центр бака, они часто становились жертвами агрессии. Отличить группу «отверженных» можно было по искусанным хвостам, выдранной шерсти и следам крови на теле. Отверженные состояли, прежде всего, из молодых особей, не нашедших для себя социальной роли в мышиной иерархии. Проблема отсутствия подходящих социальных ролей была вызвана тем, что в идеальных условиях бака мыши жили долго, стареющие мыши не освобождали места для молодых грызунов. Поэтому часто агрессия была направлена на новые поколения особей, рождавшихся в баке. После изгнания самцы ломались психологически, меньше проявляли агрессию, не желали защищать своих беременных самок и исполнять любые социальные роли.
Самки, готовящиеся к рождению, становились все более нервными, так как в результате роста пассивности среди самцов они становились менее защищенными от случайных атак. В итоге самки стали проявлять агрессию, часто драться, защищая потомство. Однако агрессия парадоксальным образом не была направлена только на окружающих, не меньшая агрессивность проявлялась по отношению к своим детям. Часто самки убивали своих детенышей и перебирались в верхние гнезда, становились агрессивными отшельниками и отказывались от размножения. В результате рождаемость упала, а смертность молодняка достигла значительного уровня.
Вскоре началась последняя стадия существования мышиного рая — фаза D, или фаза смерти, как ее назвал Джон Кэлхун. Символом этой стадии стало появление новой категории мышей, получившей название «красивые». К ним относили самцов, демонстрирующих нехарактерное для вида поведение, отказывающихся драться и бороться за самок и территорию, не проявляющих никакого желания спариваться, склонных к пассивному стилю жизни. «Красивые» только ели, пили, спали и очищали свою шкурку, избегая конфликтов и выполнения любых социальных функций. Также исследователя поразило отсутствие желания у «красивых» спариваться и размножаться, среди последней волны рождений в баке «красивые» и самки-одиночки, отказывающиеся размножаться и убегающие в верхние гнезда бака, стали большинством.
Средний возраст мыши в последней стадии существования мышиного рая составил 776 дней, что на 200 дней превышает верхнюю границу репродуктивного возраста. Смертность молодняка составила 100 %, количество беременностей было незначительным, а вскоре составило 0. Вымирающие мыши практиковали гомосексуализм, девиантное и необъяснимо агрессивное поведение в условиях избытка жизненно необходимых ресурсов. Процветал каннибализм при одновременном изобилии пищи, самки отказывались воспитывать детенышей и убивали их. Мыши стремительно вымирали, на 1780-й день после начала эксперимента умер последний обитатель «мышиного рая».
Однажды Кэлхуна спросили о причинах появления группы грызунов «красивые». Кэлхун провел прямую аналогию с человеком, пояснив, что ключевая черта человека, его естественная судьба – это жить в условиях давления, напряжения и стресса. Мыши, отказавшиеся от борьбы, выбравшие невыносимую легкость бытия, превратились в аутичных «красавцев», способных лишь на самые примитивные функции, поглощения еды и сна. От всего сложного и требующего напряжения «красавцы» отказались и, в принципе, стали неспособны на подобное сильное и сложное поведение. Отказ от принятия многочисленных вызовов, бегство от напряжения, от жизни, полной борьбы и преодоления, — это «первая смерть», по терминологии Джона Кэлхуна, или смерть духа, за которой неизбежно приходит вторая смерть, в этот раз тела.
Послесловие
Когда я читала об этом эксперименте, у меня перед глазами мелькали картинки вечно «красивых и счастливых» обитателей Инстаграм, идейных и воинственных чайлдфри, мальчиков, которые так увлеклись «красой ногтей», что растеряли все мужское… Но в какой-то момент передо мной встал мой собственный пример. Я, желающая скрыться от большого напряжения, так упорно настаивающая на удобстве, и все еще откладывающая рождение детей…
В жопу комфорт.
Сложная ситуация? Отлично! Я еще слишком молодая и у меня еще слишком много идей, чтобы жить без проблем.
Всем добра!
Оригинал — тут
Фото — Pinterest.com
