Ненавижу своего ребенка
Вероника Хлебова, психолог: Получила такое письмо:
«Я ненавижу своего сына, я его не просто ненавижу, а ненавижу всем сердцем.
Ему 14 лет, он учится плохо с первого класса; постоянно плохо себя ведет, огрызается с учителями, срывает уроки, посылает всех на три буквы (учителей).
Ворует, не только дома, но и в школе, сказал что не будет учиться…
Нас постоянно просят посидеть дома, потому что уроки делать невозможно.
И это началось еще в детском саду, сначала он плохо себя вел, а в школе стало гораздо хуже».
Запрос «я ненавижу своего ребенка» популярен в поисковиках, это не редкость. Многие матери единично или же в системе сталкиваются с неспособностью…. принять непохожесть другого человека, в данном случае – собственного сына. Все это происходит от того, что сама мать в свое время испытала на себе этот опыт – когда уже ее родители не могли принять ее такой, какая она есть. Очень вероятно то, что они от нее требовали быть послушной, трудолюбивой; хотели, чтоб она была честной, бесшумной, воспитанной… В общем, хотели ангела, а не живого ребенка.
И вообще ждали, чтоб она своим примерным отзывчивым поведением продемонстрировала миру: мы – хорошие родители, раз воспитали такого приятного для всех человека. Однако живой ребенок так или иначе отклоняется от заданного образа – хотя бы своей слабостью, неспособностью что-то достичь, уж не говоря про то, что он может пребывать в дурном настроении и чего-то не хотеть.
Все эти нежелательные явления можно отрезать, пригрозив ребенку отлучением от любви. И чем в более авторитарной системе растет ребенок, чем больше нетерпимости по отношению к нему, тем больше вероятности, что ребенок вынужден будет подстроиться.
А разве у него есть выход?
- Лишиться родительской любви равносильно смерти, поэтому лучшим выходом кажется подавить себя, свои желания и потребности, получив за это право относительно безопасно жить в семье.
Безопасность эта и впрямь относительная, потому что новые ситуации несут новые испытания, и нужно чутко держать нос по ветру – т.е. постоянно смотреть на родителей, на их реакцию, чтоб уяснить для себя: «А правильно ли я поступаю?» Только опыт нетерпимости, пережитый в детстве, заставляет так же оголтело выстраивать живое, родное существо под неосуществимые ожидания… И только опыт собственного страдания от ежечасного подавления себя – настоящего, естественного – заставляет ненавидеть собственного ребенка за то, что он всеми правдами и неправдами пытается сохранить свою личность от переделки… На войне как на войне…
И все же стоит признать, что если ребенок не становится невротиком, т.е. не встраивает себя в предлагаемую картинку в угоду значимым людям, то это значит, что у него уже есть ресурс выдерживать свою «плохость».
И это… заслуга матери, возможно – отца, или другого человека, который вхож во внутренний мир ребенка.
- У невротичного ребенка нет никаких шансов побыть «плохим», ибо это чревато непереносимыми для него последствиями; «плохиш» уже способен выдерживать недовольство матери, пусть и с тяжелейшими для себя потерями. А это значит, что в каком-то виде он бывал принятым в своей неидеальности.
Какие потери несет ребенок?
Если он уже в детском саду чувствовал недовольство матери, то внутренне он считает себя негодяем, мерзавцем, причиняющим только несчастья…
Человек, получивший травму нелюбви, не может отдавать в ответ любовь.
Он может притвориться, что любит, он может сыграть, имитировать, но любить ему трудно, ибо он не любит себя. Одновременно он усваивает послание от мира (а мать в раннем детстве для ребенка – это Мир), что он опасен, недоволен им, и хочет кого-то другого – хорошего – вместо него, плохого. Он – изгой, персона нон грата. И тогда такому человеку кажется, что все на него нападают, и отчаянно защищается. Именно это и происходит сейчас с ним в школе.
- Такой человек в любых близких отношениях будет чувствовать угрозу, будет их избегать, или напротив, будет подавлять партнера, чтоб лучше контролировать свою тревогу – ведь в его картине мира партнер рано или поздно причинит ему боль…
В общем, все повторится снова. А у матери, помимо «наследства» – подстройка-себя-под ангела, которое она получила и невольно воспроизвела с собственным ребенком, есть еще и неосознанный гнев на него – ей-то когда-то пришлось подчиниться, а он, негодяй такой, упирается, не хочет… Принять ребенка таким, какой он есть, не пытаясь исправить его под свой идеал можно только одним путем. …Вспомнить трагедию собственного детства и, по отношению к калечившим ее фигурам из прошлого сделать то же самое, что делает ее сын сейчас – послать их куда подальше с их неосуществимыми фантазиями относительно себя…
Вспомнить о том, чего хотелось ей самой, а не этим большим дядям и тетям…
И, наконец, позволить себе то, о чем невозможно было и помыслить – не соответствовать чьим-то идеалам (тем более что по факту это все равно так и есть). Это требует мужественного признания своей ответственности за происходящее с сыном, и признание ответственности других людей за то, что они сотворили с нею когда-то. Это потребует мучительного пересмотра своих взглядов и переживания прошлых страданий, но по-другому она не сможет «встретиться» со своим ребенком.
«Невозможна никакая свобода… где недостает сознания.
Парадоксально, но сознательность приходит обычно с опытом страдания; ну а бегство от страдания и есть та причина, почему мы нередко предпочитаем оставаться в тесных, но таких привычных старых башмаках….
Но…страдание – первая из подсказок, говорящая о том, что нечто в глубине нас взывает к нашему вниманию, ища исцеления.» (Дж.Холлис)
