Роды как Дар, или три истории силы
Марьяна Олейник, доула: Я убеждена, что каждые роды для женщины — это ее личное перерождение, роды как дар, что мы, как кошки, имеем столько жизней, сколько дали собой. И каждая история родов — полна своих личных, драгоценных и ювелирно подобранных к данной конкретной душе — даров. Я испытываю едва ли не оргазмическое удовольствие — помогать разгадывать роды как притчу — это и есть суть закрывания родов, но не только. Правда, статья не об этом сейчас. Он о моих рождениях — о моих трех родах.
Я помню первые сутки после рождения первого сына. Сначала был рассвет, под который мы всей семьей засыпали, с чувством глубокого удовлетворения и счастья. А потом я проснулась и пыталась осознать, что я — мама. И пыталась хоть как-то уместить в голове тот путь, ту ночь, через которую прошла. Потому что было очень глубокое и сильное чувство — сотрясения, изменившего многое во мне раз и навсегда.
Действительно, роды — это Инициация.
Больше всего я тогда была удивлена своему Телу. Для меня было так ново, что оно — Может! Умеет! Само-все-знает-и-делает! Что оно само по себе, независимо от моей интеллектуальности или ее отсутствия, мудрое. Меня потрясло, что можно вот так, в 19 лет, ничего не знать, и родить без всяких умных советчиков и контролирующих процесс снаружи. Меня потрясло, как оно несло меня в самый эпицентр Жизни: само принесло, само вынесло, а я, то «я», к которому я привыкла, только осталось Наблюдателем.
Меня потрясла асоциальность процесса. Зверушность его, инстинктивность, природность. Голое тело и свечи, желание земли-опоры под ногами и руками и животные звуки. Меня потрясло, что мой мозг был иным, и я в нем «видела» больше, чем когда, наоборот, казалось бы, трезвая, с ясной головой и выспавшаяся.
Я понимаю, что все, что я пишу сейчас — «по Одену». Про работу гипофиза, и отключку неокортекса. Про измененное состояние сознания, в котором наши человеческие, социальные структуры ослабевают, а на первый план выходит «животная часть», присущая всем млекопитающим. Я понимаю, что всему этому есть научное обоснование. И даже до родов я вроде как знала его. Но меня потрясло это прожить. Потрясло прочувствовать свое тело. Потрясло увидеть высшую мудрость, чем «работа головы».
Именно в родах, я научилась доверять своим инстинктам, и именно телом потом я ощущала — реагировала на своего маленького сыночка. Из родов — в вынашивание снаружи — я понимала, чего он хочет — покачать его или полежать с ним, покормить или подержать его над тазиком, чтобы он совершил свои выделительные процессы. Я чувствовала его тем же «местом» в себе, что и рожала — инстинктами.
Ко мне пришло чувство моей собственной Силы. Способности сталкиваться с жизнью. Сталкиваться и не бороться. Сталкиваться и сотрудничать. Сталкиваться и принимать ее в себя и через себя. Способность встретить боль и пере-жить- ее: не отвернуться, не бороться, не игнорировать. Это было так ново для меня — сама концепция. Что от боли не нужно прятаться, что ее не нужно пытаться утолить, тем более, химическими, снаружними веществами, что ее можно наблюдать, что ее можно расщеплять на разные составляющие, где от самой боли, как таковой, останется маленькая толика. Сотрудничество с ней и несбегание от боли — подарили мне мои первые роды.
И, боже, если бы я знала, как много подарили мне эти роды – наперед, потому что когда ко мне пришла смерть — именно знание изнутри, прожитое знание о физиологических, природных родах, помогло мне проживать все «схватки» душевных мук, которые накрывали также ритмично, с пиками, как волны, и затем откатывали. Именно знание, что тело, если ему не мешать, а доверять, — «вынесло» меня на берег рождения, подарив новую жизнь, дало мне интуитивное и эмпирическое знание о том, что и психика, если ей не мешать путем включения всевозможных психологических защит и обезболивающих, — вынесет меня на берег моего рождения, после смерти мужа. Так оно и оказалось.
Первые роды — подарили мне образ идеальности. Того, как должно быть. Я люблю свои первые роды — они были домашние, теплые, с мужем и акушеркой, полностью здоровые и светлые. И именно этим, отсутствием испытаний, — они дали мне свои дары.
Сила — из здоровья.
Как, наверное, неосознанно, а потом созрев — понимая, получают люди опыт счастливого детства — как колодец счастья и ресурса, и умения любить себя, других людей и саму жизнь.
Второй сыночек принес мне другие роды. И, соответсвенно, другой драгоценный опыт, иные подарки. Это тоже были домашние роды, тоже с мужем, но уже без акушерки или каких-либо чужих людей на нашем семейном празднике, и конечно, в присутствии старшего сына. Я тогда была насквозь пропитана шаманским видением бытия, метафизическим — иными словами. Это и сейчас осталось во мне, но в разы приглушеннее, аккуратнее и интимнее.
И те роды подарили мне опыт — плетения бытия. Когда пытаешься сонастроиться с реальностью. Когда слышишь ее, чувствуешь и пытаешься проявить ее замысел в реальность и одновременно же — это является тончайшей колибровкой ощущения, что же я хочу, действий по душе.
В родах это проявлялось отслеживанием всех телесных ощущений, с тем, чтобы занять наиболее комфортное положение, быть там, и в том, что больше всего хочется: на кровати ли, в одеяле или без, с открытыми настежь окнами при морозе за окном или в горячей ванной. Это было вычувствывание — как мне хочется дышать или звучать — громко или тихо. Это было полное соло.
И еще там было два важнейших момента для моей жизни дальше.
Вот в этом вычувствывании и блюдении гармоничной атмосферы на родах я была. Мне казалось, да и сейчас так кажется, что можно ничего не «знать» о родах, но достаточно чувствовать — воздух, и что в нем, и понимать, в чем и где напряжение, и понимать, как его убирать. У меня напряжение возникло тогда, когда на переходных схватках (это когда к схваткам начинает примешиваться подтуживание, но еще очень слегка, а раскрытие уже полное, и соответственно, это максимум интенсивности ощущений в родах, я залезла в ванну, и сын попросился купаться со мной. Поскольку было ясно, что сейчас начнется самое «горячее» — потуги — нам с мужем однозначно показалось это неуместным. Но коммуникацию с ним взял на себя, естественно, муж. А Рой у меня такой парень… тонкий — в том возрасте ему подолгу нужно было проговаривать отказ, и главное, причины отказа, сохраняя спокойствие, называя его чувства — реально, можно было проделать кругов 20 в объяснениях одного и того же на разные лады, пока он «фрустрировал». И обычно эту функцию брала на себя я, как более терпеливая. В общем, ясно к чему я все это клоню. Мужик сказал строго сыну : «Нельзя! Мама рожает!» — и типа это должно было подействовать. В общем, у Роя слюни-сопли-канюченье и вытье, у мужа — громкий грубый голос, повышенные интонации — и я чувствую — Нарастает. Что — мне неважно, но вот это — в атмосфере — нарастает, и «это» — точно может привести меня к роддому. Я прям так и увидела картинкой в голове, что вот в таком ходе родов — если сейчас что-то не изменится, я окажусь в ненавистном для меня роддоме. Всю беременность я иррационально боялась кесарева сечения, работала с этим, читала и разбиралась в вопросе, и выходило, что по всем параметрам — у меня нет к этому оснований, но страх не уходил. И в родах тот момент я ощутила как развилку.
Тогда — я просто подняла руку кверху — на манер когда друзья нас учат «класть» на проблемы и сказала: «Пусти его ванну». — «Но он макает туда лепешку!» — «Пускай макает, зато тихо». И фон, «это» — выровнялось. Я тужилась два часа. Поэтому ребенок успел сто раз искупаться и вылезти на сушу, а на руки ко мне приплыл четыре-с-половиной-килограммчатый новенький сынище.
Много позже, около года спустя, я узнала, что, оказывается, задний вид головного предлежания, в котором и шел мой второй сын (когда малыш лежит хоть и головой вниз, но не личиком к спине мамы или бочком — как обычно, а лицом к животу и ручками-ножками в растопырку как Жихарка-жучок), в зависимости от роддома — является либо фактором риска для экстренного кесарева сечения либо просто показателем к кесареву сечению, и что как раз тонкий момент — это когда он вставляется головушкой в малый таз, да и весь процесс потуг дальше тоже, но самое начало их — ключевое. И вот в тот момент как раз мой большой и маленький мужчина ссорились, и тот момент я выровняла.
Для меня это был опыт интуитивного знания, уже не телесного — как в родах Роя, а духовного, из сути — из самой жизни.
Еще вторые роды подарили мне опыт терпения и неторопливости. Два часа я тужила этого огромного малыша, а головой он гулял туда-сюда бесчисленное количество раз, и даже муж уже в нетерпении говорил: «Ну дотужь же ты его, дотужь!», и как я рада, что просто-знала-тогда, что не надо, и права была, так как я умудрилась родить четыре с половиной кг, не порвавшись и не треснув.
Вообще с Юркой внутри было много оздоравливающей медленности, плавности, из которой жить можно осознаннее и вкуснее.
И главное, самое главное, вторые роды подарили мне фигуру Доулы. Я тогда не знала, что это так называется. Я просто ощутила, кого НЕ БЫЛО на моих родах, и не было именно ее — женщины, которая разбирается в родовом процессе, понимает потребности женщины, и помогает ей в них — просто сонастраиваться с собой и с болевыми ощущениями, которая помогает организовать пространство. Мне не хватало свидетельствования другой, рожавшей некогда женщины, которая бы разделила мою боль пониманием этого.
Мою боль, мои сомнения, мою силу и радость, мою гордость. И которая безмолвно приносила-убирала-подавала то, что забирало очень много энергии в общении с мужем, употреблявшего, как на зло, в родах многосоставные, сложноподчиненные конструкции, потому что во вторых родах, в полном кругу своей семьи, мне оказалось одиноко.
И я поняла, что хочу стать тем, кого мне не хватило. Не в роды вмешиваться, а роды создавать. И буквально через месяц после родов, еще к гнезде, из одеял и молока, я впервые увидела это слово — doula — «рабыня», «у ног женщины». Да.
В третьи роды я шла с замиранием. С Азартом. Любопытством. Усмиренным страхом. Доверием. Открытым сердцем.
Я знала, что мои роды не могут удаться или не удаться, не станут хорошими или плохими, у меня не может получиться или не получиться, я знала, что все будет ровно аккурат как должно. Мне было просто интересно посмотреться в Зеркало жизни, я давно не видела себя. И они подарили мой главный сегодня подарок — саму жизнь.
Это были третьи мои домашние роды, снова без акушерки, уже и без мужа, но зато с двумя старшими детьми и фотографом впридачу.
Решение позвать фотографа было изыском на тему «хочу показать рождение Лукьяна тому в будущем, кто станет его отцом», и одновременно реализованной возможностью показать его рождение и свои роды — его реальному отцу. Так или иначе, но, несмотря на то, что фотограф была женщиной, для меня ее объектив был глазами мужчины. Не менее и не более.
Лукьяна я рожала сравнительно быстро (первые роды — 20, вторые — 10, третьи — 5,5 часов), легко, но болюче, очень открыто и нежно. И вот он даже уже родился, и вот уже даже я успела его прижать к груди и с удивлением подумать: «Ну, надо же! мы все живы!» — почему я так подумала — это был бы отдельный длинный и интимный рассказ о больном, которое вы, некоторые, оказывается, не любите у меня в блоге в Живом Журнале. Как тут пошла из меня кровь, алая, шустрая как речка. Я и не знала никогда, что вид текущей из тебя стремительно крови как жизненных сил, как самой жизни, может гипнотизировать. То есть вот этот секундный какой-то ступор — он мне запомнился.
А дальше я осталась в ванной с малышом одна — пока фотограф стала звонить по телефону — и это был главный момент моих родов, я его сразу «узнала», так и подумав: «Так вот что припасли мне мои роды!» И стала я думать сначала о том, что ну, что же, как сейчас оптимальнее всего поступить — попробовать что-то предпринять дома, и если не, то обрезать пуповину, Лукьяна оставлять Сашке (подруге, которая должна была подъехать с минуту на минуту), а самой ехать в роддом. Решив проблему на физическом уровне, я стала думать глубже.
Я описывала этот момент в своем блоге, когда писала о третьих родах, но мне все кажется, что я сделала это сжато, не до конца откровенно, потому что чтобы описать б) нужно детально рассказать а) — а вот этим «а)» еще нужно быть мужественной поделиться, так как это откровенное и личное. Чувствительным/беременным — не читайте дальше, если не готовы воспринимать тяжести.
Одна из картин, принтом сидящая в моем мозгу от смерти мужа, это ванна, полная крови. Она символизировала позже для меня трешевость в моей жизни. Идущая из моей родительской семьи. Тема суицида, потери контроля над своей психикой, когда воля своим чувствам = сумасшествие и съехавшие катушки, и когда случилось то, что случилось, для меня это было в чем-то закономерно для той меня, некой проявленностью того, что было. И уже после его смерти мне и самой часто на дне отчаяния хотелось умереть, да только права не имела, дети же маленькие.
И еще сюда кое-что примешивается.
Это любовь к сильно пряной жизни, к остроте ощущений, к каким-то мегавзрывам, землетрясениям, а не ровному ходу бытия. Будто иначе я опыт из жизни получать не умела.
И вот тогда в ванной, наполняющейся кровью, у меня была встреча с собой. По «ту» сторону — муж и его выбор, а по эту я — в этой же комнате, с новым человеком на руках. И я подумала — «Это же мое тело! Я — им управляю — во всем. И значит, и кровотечение тоже запустила я, «хочу» я. Значит, я же могу его и остановить».
И дальше пошел тот видеоряд моей жизни, который я постаралась максимально коротко описать двумя абзацами выше. И я увидела развилку. В одной — я в роддоме, ребенок тут без меня, вернее, все трое, в роддоме трешак после домашних-то родов, с той же скорой, что и у мужа (ассоциативный ряд), трешак с ребенком потом, с восстановлением неслучившегося импринтинга и первых дней вместе, налаживание грудного вскармливание, ну куча красочных проблем короче, чувств и уроков. И второй путь — остаться дома и завершить рождение тихо и празднично, съесть тортик, уже за это время пропитавшийся в холодильнике, радоваться деткам дома, медленно, спокойно, просто жизненно. И второе — это было ново для меня. Ново — выбрать жизнь. Разрешить себе не страдать. Выбрать покой и умиротворение. Выбрать любовь, мир. Выбрать разрешение себе жить.
Еще это был момент «платы» за смерть мужа. Как бы платы, в которой я сказала — нет, я уже все отдала слезами, этого достаточно. И окупила жизнью. И вообще я тут ничего не окупаю и не отдаю, так как нет долга и вины в этой истории. И разрешила себе простить себя, вернее, признать невиноватой. И это тоже было решение.
Только все это проносилось в голове стремительно, будто беременностью и годом до этого — я выстроила совершенно новую себя, другую, не похожую на прежнюю, а сейчас — меня просто спрашивала жизнь — ну что, ты готова принять себя новую, изменить сценарий своей жизни, или пойдем по привычной колее? И я свернула.
«Я выбираю Жизнь, я не хочу больше этого, это не про меня» — сказала я себе и жизни, и кровь остановилась как воду в кране выключают.
Совпадение? Какая разница — у меня были вот такие роды, и такие диалоги с жизнью.
Так что третьи роды — подарком были — решением Жить. И уроком на закрепление — про принимать с открытым сердцем все, что несет она. Я прожила это каждой хлесткой, непредсказуемой по длине и интенсивности схватке.
У меня есть мечта — собрать истории родов с точки зрения их Даров — воедино. Я столько выслушала на Закрывании родов, я столько свидетельствовала, мы могли бы подарить своими историями — Силищу и вдохновение — другим женщинам. Мы могли бы так признать свою. Как вы на это смотрите? Я предлагаю вам, если вам хочется, присылать мне свои истории в почту, чтобы сделать такой сборник, или вторую часть моей книги по родам и беременности.
О чем были ваши роды? Что они рассказали вам о вас, или о жизни, или о ваших близких? Какой вы стали именно благодаря им? Если бы ваши роды — были притчей, то в чем бы была ее суть?
Писать нужно на почту doula.ru@yandex.ru с пометкой «Роды как Дар».
ФОТО из личного архива автора